Неточные совпадения
Собственно до всех этих учений,
мыслей,
систем (с которыми Андрей Семенович так на него и накинулся) ему никакого не было дела.
Но по «
системе фраз» самого Макарова женщина смотрит на мужчину, как на приказчика в магазине модных вещей, — он должен показывать ей самые лучшие чувства и
мысли, а она за все платит ему всегда одним и тем же — детьми.
Газеты большевиков раздражали его еще более сильно, раздражали и враждебно тревожили. В этих газетах он чувствовал явное намерение поссорить его с самим собою, ‹убедить его в безвыходности положения страны,› неправильности всех его оценок, всех навыков
мысли. Они действовали иронией, насмешкой, возмущали грубостью языка, прямолинейностью
мысли. Их материал освещался социальной философией, и это была «
система фраз», которую он не в силах был оспорить.
Клим Иванович был мастер мелких
мыслей, но все же он умел думать и понимал, что против этой «
системы фраз» можно было поставить только одно свое...
— Этому вопросу нет места, Иван. Это — неизбежное столкновение двух привычек
мыслить о мире. Привычки эти издревле с нами и совершенно непримиримы, они всегда будут разделять людей на идеалистов и материалистов. Кто прав? Материализм — проще, практичнее и оптимистичней, идеализм — красив, но бесплоден. Он — аристократичен, требовательней к человеку. Во всех
системах мышления о мире скрыты, более или менее искусно, элементы пессимизма; в идеализме их больше, чем в
системе, противостоящей ему.
В том, что говорили у Гогиных, он не услышал ничего нового для себя, — обычная разноголосица среди людей, каждый из которых боится порвать свою веревочку, изменить своей «
системе фраз». Он привык думать, что хотя эти люди строят мнения на фактах, но для того, чтоб не считаться с фактами. В конце концов жизнь творят не бунтовщики, а те, кто в эпохи смут накопляют силы для жизни мирной. Придя домой, он записал свои
мысли, лег спать, а утром Анфимьевна, в платье цвета ржавого железа, подавая ему кофе, сказала...
Мысли этого порядка являлись у Самгина не часто и всегда от книг на темы «мировой скорби» о человеке в космосе, от
системы фраз того или иного героя, который по причинам, ясным только создателю его,
мыслил, как пессимист.
Самгин шел тихо, перебирая в памяти возможные возражения всех «
систем фраз» против его будущей статьи. Возражения быстро испарялись, как испаряются первые капли дождя в дорожной пыли, нагретой жарким солнцем. Память услужливо подсказывала удачные слова, они легко и красиво оформляли интереснейшие
мысли. Он чувствовал себя совершенно свободным от всех страхов и тревог.
«Да, это мои
мысли», — подумал Самгин. Он тоже чувствовал, что обогащается; дни и ночи награждали его невиданным, неизведанным, многое удивляло, и все вместе требовало порядка, все нужно было прибрать и уложить в «
систему фраз», так, чтоб оно не беспокоило. Казалось, что Варвара удачно помогает ему в этом.
«Заменяют одну
систему фраз другой, когда-то уже пытавшейся ограничить свободу моей
мысли. Хотят, чтоб я верил, когда я хочу знать. Хотят отнять у меня право сомневаться».
В пронзительном голосе Ивана Самгин ясно слышал нечто озлобленное, мстительное. Непонятно было, на кого направлено озлобление, и оно тревожило Клима Самгина. Но все же его тянуло к Дронову. Там, в непрерывном вихре разнообразных
систем фраз, слухов, анекдотов, он хотел занять свое место организатора
мысли, оракула и провидца. Ему казалось, что в молодости он очень хорошо играл эту роль, и он всегда верил, что создан именно для такой игры. Он думал...
Отчего вдруг, вследствие каких причин, на лице девушки, еще на той неделе такой беззаботной, с таким до смеха наивным лицом, вдруг ляжет строгая
мысль? И какая это
мысль? О чем? Кажется, все лежит в этой
мысли, вся логика, вся умозрительная и опытная философия мужчины, вся
система жизни!
В область
мысли, знания она вступила так же недоверчивым и осторожным шагом, как была осторожна и скупа в симпатиях. Читала она книги в библиотеке старого дома, сначала от скуки, без выбора и
системы, доставая с полки что попадется, потом из любопытства, наконец некоторые с увлечением.
В ней меньше той синтезирующей примирительности, которая часто раздражает в Соловьеве, раздражает более всего в его «Оправдании добра»,
системе нравственной философии, в этой статье он
мыслит радикально.
Очень быстро приходит в голову Александрову (немножко поэту)
мысль о
системе акростиха. Но удается ему написать такое сложное письмо только после многих часов упорного труда, изорвав сначала в мелкие клочки чуть ли не десть почтовой бумаги. Вот это письмо, в котором начальные буквы каждой строки Александров выделял чуть заметным нажимом пера.
От последней
мысли своей губернский предводитель даже в лице расцвел, но Марфин продолжал хмуриться и сердиться. Дело в том, что вся эта предлагаемая Крапчиком
система выжидания и подглядывания за сенатором претила Марфину, и не столько по исповедуемой им религии масонства, в которой он знал, что подобные приемы допускались, сколько по врожденным ему нравственным инстинктам: Егор Егорыч любил действовать лишь прямо и открыто.
Ежели я человека, посредством искусно комбинированной
системы воспрещений и сокрытий, отвлеку от предметов, кои могут излишне пленять его любознательность или давать его
мысли несвоевременный полет, то этим я уже довольно много сделаю.
Надобно только прибавить, что
мысль об индивидуальности истинной красоты развита тою же
системою эстетических воззрении, которая поставляет мерилом прекрасного абсолют.
Но может быть ложна
система, а частная
мысль, в нее вошедшая, может, будучи взята самостоятельно, оставаться справедливою, утверждаясь на своих особенных основаниях.
Из
мысли о том, что индивидуальность — существеннейший признак прекрасного, само собою вытекает положение, что мерило абсолютного чуждо области прекрасного, — вывод, противоречащий основному воззрению этой
системы на прекрасное.
Таким образом Монархиня производила в действо великие
мысли Своего «Наказа»; таким образом Ее собственная мудрая рука постепенно образовала полную государственную
систему Монархической России, согласную с истинным счастием человека; следственно, несогласную с печальным именем раба, которым прежде гражданин назывался в отечестве нашем и которое навсегда уничтожилось Екатериною [Указом 1786 г., Февраля 19.].
Для полнейшего убеждения в справедливости этой
мысли стоит вспомнить, что на откупа никто у нас не вооружался до тех пор, пока не было решено падение нынешней откупной
системы.
Ночной мрак всегда сильно действует на утомленную нервную
систему, и потому так часто приходят ночью страшные
мысли.
Г-н Тегоборский говорит в книге, недавно вышедшей в Париже и посвященной императору Николаю, что эта
система раздела земель кажется ему неблагоприятною для земледелия (как будто ее цель — успехи земледелия!), но, впрочем, прибавляет: «Трудно устранить эти неудобства, потому что эта
система делений связана с устройством наших общин, до которого коснуться было бы опасно: оно построено на ее основной
мысли об единстве общины и о праве каждого члена на часть общинного владения, соразмерную его силам, поэтому оно поддерживает общинный дух, этот надежный оплот общественного порядка.
Но беда в том, что ученье это редким из нас впрок идет: редкие решаются собственным умом проверить чужие внушения, внести в чужие
системы свет собственной
мысли и ступить на дорогу беспощадного отрицания для отыскания чистой истины; большая часть принимает ученье только памятью, и если действует иногда рассудком, то не потому, чтобы внутренняя, живая потребность была, а потому только, что в голову заброшено такое учение, в котором именно приказывается
мыслить.
Не знаю положительно:
мыслил ли он, созидал ли планы и
системы, мечтал ли об чем-нибудь?
Я сам понимал, что
мысль эта нелепа: теперешняя бессистемная, сомневающаяся научная медицина, конечно, несовершенна, но она все-таки неизмеримо полезнее всех выдуманных из головы
систем и грубых эмпирических обобщений; именно совесть врача и не позволила бы ему гнать больных в руки гомеопатов, пасторов Кнейппов и Кузьмичей.
Т. 2. С. 207–380).] или кантианцы (как бы ни была скудна их догматика), но и как будто антидогматические «мистики»: об этом свидетельствуют их писания, в которых обычно мы находим более или менее выявленную мистическую
систему, т. е. совокупность «догматов», да и возможно ли передать словом то, что совершенно чуждо
мысли?
Один из основных и глубочайших мотивов
системы Беме есть это, столь характерное для всего неоплатонического уклона, свойственного германской религиозной
мысли, гнушение плотью, нечувствие своего тела, столь неожиданное и как будто непонятное у мистика природы и исследователя физики Бога.
Сколь бы ни была велика дарованная твари свобода как положительная мощь, она относится только к распоряжению божественным даром бытия, но не к самосотворению (этой
мысли противится абсолютный идеализм люциферического оттенка, как, напр., Ich-philosophie Фихте [«Я — философия» (нем.) — так называемая первая
система субъективного идеализма Фихте, исходный принцип которой — «Я есмь Я» (Ich bin Ich).
Последовательно развитые, эти
мысли должны были бы внести в гностическую
систему Беме значительные ограничения и тем приблизить ее к церковному учению.
Такой человек, как Бл. Августин, написал трактат о браке, очень напоминающий
систему скотоводства, он даже не подозревает о существовании любви и ничего не может об этом сказать, как и все христианские учителя, которые, по моему глубокому убеждению, всегда высказывали безнравственные
мысли в своем морализме, то есть
мысли, глубоко противные истине персонализма, рассматривали личность, как средство родовой жизни.
Основное противоречие философии Гегеля заключается в том, что в ней динамика и диалектика
мысли принимают форму законченной
системы, т. е. как бы прекращается диалектическое развитие.
Философская
мысль есть сложное образование и даже в наиболее логических и приглаженных философских
системах можно открыть совмещение противоречивых элементов.
Все результаты греческой
мысли привходят в гениальную
систему Плотина, который принадлежит уже не классической Греции, а Греции на грани двух миров, в эпоху напряженных исканий духовности.
Оба, без сомнения, велики, но Иоанн, включив Россию в общую государственную
систему Европы и ревностно заимствуя искусство образованных народов, не
мыслил о введении новых обычаев; не видим также, чтобы он пекся о просвещении умов науками.
Приезд князя, восторженное состояние княжны Людмилы Васильевны после первого свиданья с Сергеем Сергеевичем подействовали, как мы видели, на нервную
систему Татьяны Берестовой: она озлобилась на княжну и на княгиню и, естественно, старалась придать своим
мыслям другое направление.
Сперва работа не клеилась, но после нескольких стаканов крепкого чаю и десятка папирос разбросанные
мысли стали складываться в
систему.